- Однако тут важно не переступить некую грань, — продолжала я. -
Все мы слабы, и наша здоровая гордость легко может перейти в обычное
тщеславие, приобрести оттенок соперничества. Надо следить за тем, что
мы думаем о других людях, занимающихся йогой. Допустим, вы занялись
ею, чтобы побудить кого-то другого, к примеру, пристава, тоже излечить
себя, и вот он, наконец, приступил к занятиям и у него получается просто
здорово, лучше, чем у вас. Тут-то и начинается самое интересное. Если
ваши мотивы чисты, вы будете восхищаться успехами другого и
помогать ему, если же вы уже поддались тщеславию, то воспримете их
как угрозу и расстроитесь, и эти плохие мысли, эта зависть начнёт
засорять ваши каналы и сводить на нет ваши собственные достижения.
Понимаете?
- Да, - скривился комендант, - и должен признаться, что у меня
мотивы смешанные: подавая пример своим людям, я всё-таки хочу
произвести на них впечатление.
- Не вы один, - покачала я головой. - В конечном счёте, все наши
взлёты и падения связаны с борьбой мотивов.
Он открыл рот, чтобы задать вопрос, но я почувствовала, что
обсуждать это пока рано.
- На самом деле сегодня я собиралась поговорить о другом, -поспешно
продолжила я. - За идеей концентрации скрывается ещё одна. Вы
сможете сосредоточиться лучше, если...
- В твоей йоге больше слоев, чем в луковице, - рассмеялся комендант.
- Едва мне начинает казаться, что мы добрались до последнего, до самых
основ, как ты сдираешь его и показываешь мне новый. Интересно, там
вообще существует дно? — И мы хором произнесли сакраментальное
«позже».
- Так или иначе, о концентрации и о том, как она действует на каналы
и внутренние ветры, можно говорить ещё очень долго, - продолжила я,
когда мы закончили смеяться. - Обычно концентрацию представляют
себе упрощённо. Казалось бы, чего проще - взял и навёл глаза на
предмет, как на мишень. На самом деле перед этим надо ещё многое
сделать. Вы не просто «цепляете» объект взглядом, а выбираете его из
других, подобно тому, как ищете друга в толпе незнакомых людей - не
наталкиваетесь на него сразу, а осматриваетесь, исключая одного за
другим тех, кто вам не нужен, как бы выпалываете сорняки или
просеиваете зерно. С концентрацией то же самое. Даже если ваш объект -
просто пятно на стене, вам всё равно приходится сперва присмотреться к
тому, что вас окружает и исключить из поля зрения лишнее. В «Краткой
книге» это называется 122
«отключением» сознания от внешнего мира. Оно требуется для
достижения идеальной концентрации, когда ваше внимание устремляется
в одну точку. Вот что говорит об этом Мастер:
Учись отключать разум
От физических ощущений.
Избавившись от связи
С внешними предметами,
Разум сможет постичь
Свою истинную природу.
II.54
- Существует много уровней такого «отсеивания» лишнего, имеющего
целью выбрать один-единственный предмет. - Я окинула взглядом
комнату. - И один из них приходит в голову сразу, как только видишь всё
это.
Комендант тоже осмотрелся и удивлённо поднял брови - он так
привык к своему кабинету, что ничего не увидел.
- Здесь просто свалка! - Я обвела рукой груды пыльных
документов, кучи мусора по углам, немытые чашки и тарелки,
расставленные везде, где только можно.
Он снова посмотрел по сторонам, на этот раз более медленно. В его
глазах было полное равнодушие.
- Разве небольшой... э-э... беспорядок в моём кабинете имеет
отношение к занятиям йогой? - пожал он плечами.
- Да, Мастер думает именно так, - кивнула я.
Прежде всего
Нужна аккуратность.
II.32А
Коменданта это, похоже, не очень убедило, однако он был весьма
неглуп и не ленился размышлять. Я знала, что стоит объяснить ему всё
до конца, и он поймёт.
- Это имеет отношение к каналам и их прочистке снаружи, -начала я.
- Простукиванию, - улыбнулся он, побарабанив пальцами по столу.
- Вот именно. Мы уже знаем некоторые способы - это позы йоги и
ровное сознательное дыхание. Внутренние и внешние 123
силы постоянно взаимодействуют, влияя на внутренние ветры и их
движение. Вы частенько утомляетесь на работе, и ваши каналы
засоряются, вызывая боли в спине и прочие неприятности. Вы
становитесь раздражительным, что ещё усугубляет закупорку, и в
результате начинаете относиться ко всему небрежно. В частности, это
отражается на общей аккуратности. Отсутствие чистоты и опрятности,
беспорядок вокруг - верный признак того, что и во внутренних каналах у
вас не всё ладно: мысли-ветры перепутаны и скомканы, и появление
новых точек закупорки и новых проблем со здоровьем - не за горами. Я
грустно покачала головой, потом улыбнулась.
- Поэтому существует один очень простой и действенный способ
обратить себе на пользу это взаимодействие внутренних и внешних
факторов: просто-напросто взять и навести порядок вокруг себя! Если
место, где вы живёте, работаете или, что особенно важно, занимаетесь
йогой, чисто и опрятно, это сразу же благотворно отразится на
внутренних ветрах... -Я сделала паузу.
- Тогда каналы освободятся, позы заработают лучше, и я стану
сильным и здоровым, — закончил мой ученик.
- А кроме того, если в комнате будет меньше мусора, вам придётся
куда меньше отсеивать, достигая концентрации. Гораздо проще отыскать
друга в компании десяти человек, чем в целой толпе, особенно, если эти
десять выстроены в ряд, а не толкаются как попало. Вы значительно
облегчите свои усилия, и это будет работать постоянно, изо дня в день.
Ваши внутренние ветры сразу получат облегчение... Ну, а потом, когда в
комнате будет порядок, можно пойти ещё дальше. Мало просто
расставить вещи - надо их как можно больше выбросить! Половина того,
что загромождает наши дома, просто не нужно или бывает нужно очень
редко. Казалось бы, никакого вреда от него нет -лежит и никому не
мешает - однако это не так. Если я сейчас скажу: «Подумайте о вещах,
которые естьу вас дома...» - Я остановилась, давая ему возможность
вспомнить. Он задумчиво пожевал губами. - Перед вашим внутренним
взором тут же возникнет бесчисленное множество предметов, и это
доказывает, что они не просто лежат, а занимают часть вашего сознания -
иначе бы вы их не помнили. А хранилища нашего сознания далеко не
безграничны, хотя мы редко об этом думаем. Как только вы приобретаете
новую вещь, засоряющую ваше жилище, её образ так же точно засоряет
ваш разум, что немедленно отражается на внутренних ветрах, каналах и
точках закупорки... 124
- Ты хочешь сказать, — перебил меня комендант, — что чем больше
ненужных вещей вокруг меня валяется, тем хуже обстоят дела со спиной,
настроением и всем прочим?
- Вот именно! - воскликнула я. - А когда вы выбросите лишнее из
своего дома, поступите точно так же со всем, что вы делаете, со своим
образом жизни. Откажитесь от того, что вы всё равно не успеете как
следует сделать - это даст вам возможность сосредоточиться на главном.
Избегайте слов, без которых вполне можно обойтись: в компании
хороших друзей - а другие вам не нужны - можно и помолчать, понимая
друг друга без слов. Откажитесь от избыточной стимуляции ваших
физических ощущений: лишней пищи, лишних новостей, лишних
развлечений и плотских утех. Они сами по себе неплохи и полезны для
здоровья, но в разумных количествах - тогда вы сможете, опять же,
сконцентрироваться на них и испытать истинное наслаждение. А разум
ваш тогда получит необходимую свободу, и вы сможете направить его
внутрь себя, на свою собственную природу. Концентрация, созерцание,
закрепление внимания - это лучшее лечение для каналов, внутренних
ветров и, в конечном счёте, вашего здоровья и душевного состояния. Это
тоже в своём роде чистота и опрятность, только внутри вас.
Комендант кивнул, но его глаза смотрели куда-то вдаль, поверх моей
головы. Я поняла, что его мысли направлены на что-то другое. Потом он
снова посмотрел мне в глаза.
- Ну что ж... - Голос его слегка дрогнул. - Думаю, мне придётся
хорошенько поработать у себя дома, прежде чем... м-м...
- Прежде, чем что? - спросила я, не имея понятия, что он имеет в виду.
- М-м... ну, прежде чем ты придёшь ко мне в гости на следующей
неделе, - со смущённой улыбкой объяснил комендант. - На обед, -
добавил он сухо. 125
глава 25
Два приглашения
Третья неделя августа
Я всё ещё не вполне пришла в себя от неожиданного приглашения
коменданта, когда три дня спустя караульный подошёл к моей камере и
протянул сквозь решётку свёрток, обтянутый белой тканью и грубо, по-
мужски, перевязанный бечёвкой.
- Комендант сказал... э-э... - промямлил он, - что... м-м... сейчас
вспомню... Он велел мне передать точно и заставил повторить... Да-да,
вот... Он сказал, что ты можешь надеть это в пятницу вечером, но только
если захочешь. - С этими словами, покраснев совсем по-детски, он
повернулся и поспешил спрятаться в боковой комнате.
Я отошла в дальний угол - не тот, где была дыра - и, повернувшись
спиной к решётке, что было единственным способом остаться наедине,
принялась старательно распутывать тугие узлы. Для узника даже
обыкновенная бечёвка - величайшая ценность, а времени у него сколько
угодно. Аккуратно развязав и разгладив своё приобретение, я наконец
взглянула на сам свёрток. В нём был большой кусок превосходного
бледно-голубого шёлка - такой тканью индийские женщины обычно
обтягивают бёдра, когда хотят принарядиться, и в дополнение к нему -
полоска тонкой ткани в тон, надеваемая сверху. В тот же вечер, когда
стемнело, я примерила обновку - она оказалась как раз впору. Ткань была
не новая, но очень чистая, и я сразу испытала тёплые чувства к женщине,
которой она принадлежала. Хотя я хорошо понимала, что лишние вещи
отвлекают нас от познания самих себя, было очень приятно
почувствовать на своём теле что-то свежее и изящное, тем более, что в
доме 126
коменданта меня ждал, по-видимому, важный разговор, и выглядеть
надо было достойно.
Комендант сказал мне быть готовой к вечеру назначенного дня,
поэтому свой обычный набор поз я выполнила ещё до рассвета, чтобы
воспользоваться темнотой. Потом, одевшись во всё новое, набросила
сверху обычные лохмотья и так провела весь день, несмотря на
удушающую жару. Днём я, как могла, умылась чашкой воды и до самых
сумерек страшно нервничала в ожидании. Пристав и караульный тоже
явно были не в своей тарелке и неловко топтались в коридоре, не зная,
куда себя деть. Даже Бузуку как-то необычно ворочался в своей камере.
Я пыталась напевать про себя строки из «Краткой книги» Мастера, как
всегда делаю, чтобы скоротать время, но каждый раз сбивалась, дойдя до
второй главы. Потом порылась в углу и достала припрятанное блюдце с
остатками мази, которую принёс тогда пристав. Мои раны уже
полностью зажили, и даже шрамы почти исчезли, но масло всё ещё
сохраняло аромат сандала.
И вот он появился - в сверкающем белизной мундире с красным
кушаком, положенным по рангу, - и мы, словно в фантастическом сне,
торжественно двинулись бок о бок в канцелярию, где стоял длинный
низкий стол, окружённый циновками, а на стенных полках теснились
папки с документами. Караульный почтительно вытянулся у двери, а
пристав, порывшись на полках, достал толстую книгу.
- Я хочу, чтобы всё было оформлено по всем правилам, -
распорядился комендант.
Пристав взглянул на него, потом на меня. Преобразившееся лицо его,
лишённое даже намёка на грязные мысли, дышало свежестью, словно
голубой шёлк моего нового наряда. Он кивнул, открыл нужную страницу
и сделал запись о том, что комендант забирает меня из тюрьмы по
служебной необходимости. Тот расписался, потом подошёл караульный и
приложил к бумаге палец в чернилах, поставив рядом крестик,
обозначавший его подпись. Выпрямившись и взглянув со значением на
своих подчинённых, комендант произнёс:
- Я забираю... моего учителя, Пятницу, к себе домой для того, чтобы...
- он надолго замолчал. - Потому что я хочу рассказать ей... - он снова
сделал паузу и взглянул на пристава, - рассказать ей о том, что
случилось... случилось раньше. Полагаю, это будет полезно... полезно
всем нам. Здесь, в тюрьме... в общем, тюрьма - не очень подходящее
место для таких бесед. Всем понятно? Вы... вы со мной согласны? 127
Подчинённые хором кивнули, и мы с комендантом вышли в коридор и
спустились с крыльца. Пристав и караульный провожали нас печальными
глазами, словно детишки, оставленные дома одни. На*дороге я
остановилась и с тоской посмотрела через плечо. Комендант улыбнулся.
- Возьми его с собой, если хочешь.
Просияв, я бегом бросилась назад. Не успела я вымолвить и слова, как
пристав молча спустился по ступенькам, зашёл за угол, вывел оттуда на
верёвке моего маленького льва и передал верёвку мне в руки.
На улице нам встречались люди, вышедшие подышать по вечерней
прохладе или купить овощей на ужин. Они почтительно приветствовали
коменданта и вежливо уступали дорогу, с любопытством разглядывая
Вечного и меня. Однако мы все трое испытывали такое удовольствие от
прогулки, что почти не обращали на них внимания.
Комендант жил в красивом доме с белёными известью стенами в
самом конце улицы. Дальше, сколько видит глаз, расстилались
живописные зелёные пастбища. Внутри всё было просто: небольшая
гостиная с очагом, крохотная кладовая и спальня с двумя окнами, из
которых открывался вид на зелёный холм и долину.
Комендант сразу принялся готовить еду. Я молча смотрела, как он
старается, наслаждаясь приятным вечером и гладя своё маленькое
сокровище, свернувшееся, как в прежние счастливые времена, у меня на
коленях. Хозяин дома явно готовил не в первый раз. По тому, как он
возился с горшками, понемногу, выверенными движениями добавляя
специи и делая паузы, чтобы дать настояться вкусу, можно было многое
сказать о его воспитании. Он явно происходил из хорошей семьи, по
крайней мере, зажиточной. Странно. Такой человек должен иметь жену,
детей и пару-тройку слуг... Почему же он живёт один?
Мы ели молча, и не потому только, что кроме йоги нас, по существу,
ничего не связывало - каждый из нас собирался с мыслями, ожидая
важного разговора. Наконец, комендант разлил по чашкам превосходный
сладкий чай, сдобренный специями, составил остальную посуду - очень
аккуратно! - на край стола и устремил на меня серьёзный взгляд.
- Нам нужно поговорить, - начал он. - Я хочу спросить
тебя кое о чём. Перейдём прямо к делу - у нас не так уж много
времени. 128
Я молча кивнула, радуясь компании своего львёнка и предстоящему
разговору.
- Ты вылечила мне спину, - сказал он, - поэтому прежде всего я хотел
сказать тебе, как я благодарен. Честно говоря, я уже махнул на всё рукой
и готов был терпеть эту боль или даже худшую до конца жизни. А теперь
у меня не только не болит спина, но я чувствую себя как будто моложе,
мне не было так хорошо уже долгие годы, и не только телесно, но и
здесь... - Он приложил руку к сердцу.
Я снова серьёзно кивнула, с радостью принимая его благодарность.
Повернув голову, он долго смотрел в открытую заднюю дверь,
выходившую на изящно выстроенное крыльцо с навесом. Потом снова
взглянул на меня. Лицо его было печально.
- И всё-таки есть вопрос... довольно простой вопрос, который я
должен задать... о йоге. Очевидный вопрос... думаю, потому люди и
забывают о нём.
Я знала, о чём он спросит. У этого человека была безошибочная
интуиция.
- Видишь ли, - продолжал он, - я знаю, что ты вылечила меня - спину
и частично даже душу - с помощью своей йоги. Однако я не могу не
думать о том, какой в этом смысл, то есть, в конечном счёте. Давай
смотреть правде в глаза. Какая разница, поправилась моя спина или нет -
ведь так или иначе я буду стареть, даже если позы и всё остальное
помогут мне стареть медленнее и лучше использовать то здоровье,
которое осталось. Рано или поздно всё равно заболит что-нибудь другое,
что-нибудь откажет. Сколько бы силы ни давала мне йога, я начну
сдавать - год за годом, день за днём, - и мы оба это знаем. Однажды,
каким бы дисциплинированным и сознательным я ни был, я всё равно
брошу йогу, потому что просто не смогу делать упражнения, и тогда...
тогда я умру, как умрём все мы... и я не уверен, что йога тогда будет для
меня что-нибудь значить. Боюсь, в конце мне всё покажется
бессмысленным, ненужным... - Он запнулся и опустил глаза. Я поняла,
что сказано ещё не всё.
- Не подумай, что я неблагодарный, - наконец произнёс он почти
извиняющимся тоном, - но... В общем, у меня есть свои причины так
говорить. Кое-что я просто не в состоянии изменить, потому и задаю этот
вопрос. - Он встал, подошёл к полке над очагом и достал папку в
лакированной деревянной обложке. Раскрыв её, протянул мне.
Внутри оказался пожелтевший листок бумаги с рисунком. Это был
портрет девушки с прекрасными длинными волосами 129
цвета воронова крыла и изящно поднятыми кверху уголками глаз, как
у тибетских женщин. Как у меня. Внезапно я начала что-то понимать.
- Я не хотел, жениться, - сдавленно произнёс он. Потом его словно
прорвало. - Я хотел... хотел остаться с дядей, он был для меня всем. Мы
жили там, на севере, где холмы переходят в горы — те горы, которые
связывают ваши земли с нашими, Гималаи. Дядя... понимаешь, он был не
такой, как все. Он жил в маленькой хижине, сложенной из камня, и
чтобы добраться до неё, надо было долго идти по холмам. Он жил один и
занимался... занимался йогой - совсем как ты, понимаешь? Как в старину:
не просто позы, а сидением в тишине и... и даже книга, «Краткая книга»
Мастера у него была такая же. И показывал он мне всё, совсем как ты -
дыхание, концентрацию... даже начал учить читать на санскрите, языке
предков. Вот почему я смог прочесть название твоей книги, и вот почему
я так хорошо понимаю... чувствую то, что ты говоришь. – Но мой отец... -
лицо коменданта потемнело. - Отец всего этого боялся... Он так гордился
тем, что у него есть, наконец, сын и боялся, что я слишком привяжусь к
дяде, который... который, по его мнению, зря тратил свою жизнь - хотя
уже тогда я знал, я чувствовал, что дядя как раз был единственным, кто
не тратил её понапрасну.
Комендант замолчал, погрузившись в воспоминания. Казалось, он
вообще забыл о моём присутствии. Машинально отхлебнув из чашки, он
продолжал:
- Поэтому отец постарался устроить мою свадьбу как можно раньше,
и... и мы поженились. На всякий случай он даже отправил нас подальше,
в столицу - нашёл мне работу при королевском дворе... То были времена
смуты, опасные, но удобные для продвижения по службе. Старый король
всего три года как умер, потом начались междоусобицы, и власть
захватили вельможи. Они сделали что-то с королевой-матерью и
наследником – то ли убили, то ли продали куда-то в рабство, не знаю...
может быть, в западные земли. Однако, как раз тот год, когда отец
прислал меня в столицу, стал началом нового правления – младший
принц, которому удалось бежать, вернулся с сильной армией союзников
старого короля. Они посадили его на трон, но не могли оставаться рядом
всё время, так что юному королю пришлось нелегко. Ему нужны были
верные люди, новые люди - Потому отцу и удалось найти мне место. Он
устроил меня в судебное министерство. Я умел читать, писать, работал
усердно 130
и уже через год сам министр, тот самый, которому я теперь посылаю
рапорты, заметил меня и повысил в должности, сделав своим
помощником. А сам он был близок к новому королю, потому что дружил
со старым - они даже учились в своё время вместе. Так и началась моя
карьера при дворе. Комендант вздохнул и продолжал:
- Жена моя была очаровательна. Вдобавок у неё было доброе сердце и
она уважала истинные ценности - всё то, чему учил меня дядя. Мы
поселились в столице, в прекрасном доме, полные надежд на счастливую
жизнь. Всё было хорошо, через год должен был родиться ребёнок...
Казалось, всё задуманное исполнялось прямо на наших глазах...
Он вдруг замолчал, лицо исказилось гримасой боли, на глазах
выступили слёзы.
- Когда время пришло... начались роды... она очень мучилась.
Боролась, кричала, истекала кровью... Наконец ей удалось родить, но
ребёнок... девочка... она родилась мёртвой. А жена... это убило и её
тоже... И я остался один, с двумя мёртвыми телами... в том прекрасном
доме... доме надежд...
Слёзы покатились по щекам, он застыл неподвижно, уставившись в
пол. Мой пёсик - он всегда чувствует настроение - спрыгнул с моих рук и
положил голову коменданту на колени. Тот машинально погладил его и
через некоторое время вновь заговорил:
- Вот тогда... тогда я и начал пить. Боль была слишком сильной...
Жизнь потеряла для меня всякий смысл. Я стал опаздывать на службу,
потом приходил всё реже и реже – просто не мог убедить себя встать
утром с постели. Пил всё больше, уже и среди дня, и в таком виде
являлся на работу. Мой начальник... он вообще-то добрый человек, во
многом похож на моего дядю... сначала он смотрел на мои выходки
сквозь пальцы, покрывал меня, потом стал наказывать, но ничего не
помогало. У него и у молодого короля было много врагов, они есть и
сейчас - и при дворе, и среди чиновников. Слишком многие только и
искали повода, чтобы избавиться от новых людей. В конце концов у него
не осталось выхода, и он отправил меня сюда, в этот забытый богом
посёлок на самой границе - не знаю, почему именно сюда, наверное,
потому что здесь, делай я что угодно, хоть упейся до смерти, никто
ничего не заметит.
Комендант грустно покачал головой.
- А Рави, пристав, уже тогда был здесь. Он был хорошим человеком...
он и сейчас хороший человек. То были славные 131
дни, тогда, в самом начале. Рави объяснил мне что к чему и увлёк
своим планом избавить местное население от бандитов, которыми
кишели окрестности. И мы это сделали. Те мечи и пики, что висят на
стене в участке, не всегда были покрыты пылью и ржавчиной - мы много
дрались... а потом много пили... - Он снова замолк и опустил глаза. -
Рави... ты знаешь, до моего приезда он ведь совсем не пил, был хорошим
семьянином и отличным солдатом... Это я, именно я приучил его пить -
сначала ради веселья, чтобы отпраздновать победу или снять нервное
напряжение, потом от скуки, потом... потом, чтобы забыть о своей боли...
- Комендант осёкся и замолчал. На этот раз пауза длилась долго, я ждала,
он рассеянно чесал Вечного за ухом.
- Потом мне пришлось... я бросил пить, потому что сознавал свою
вину... а он... он не смог, потому что его боль всегда была с ним. И
теперь он то и дело бросает, но когда вспоминает, и боль возвращается,
начинает снова. Так или иначе, ты же понимаешь... - Он снова
остановился и взглянул мне прямо в глаза. - Ты же понимаешь - даже
если наша мечта сбудется, даже если всё наше сидение в тишине и
забирание его боли, его пьянства, когда-нибудь сработает... даже если он
в самом деле получит самое лучшее, что я приберегал для себя... если он
и в самом деле станет комендантом - даже тогда... я не знаю, какой в этом
смысл... в глубине души мне кажется, что... - Он со вздохом положил
руку на портрет жены. - Какая разница, если всё равно когда-нибудь
всему придёт конец? Трезвый он или пьяный, комендант или пристав -
всё равно ему предстоит упадок сил, унизительная старость, потеря всего
самого дорогого и, наконец, смерть. Зачем тогда вся эта йога? Какой
смысл?
Я молчала, инстинктивно понимая, что он ещё не выговорился.
Некоторое время он задумчиво вглядывался в темноту ночи. Потом снова
посмотрел на меня - взор его прояснился, в нём светилась сила.
- Я хотел быть с тобой честным и открытым и рассказал всё как было.
Но есть... есть ещё кое-что, о чём я не упомянул. Мой дядя... когда я был
ещё совсем молод, почти мальчик, он не просто учил меня простым
позам йоги, правильному дыханию, концентрации и древней азбуке.
Иногда мы сидели с ним вот так же вечером за чашкой чая, его особого
чая из кореньев, он смотрел на тёмное небо, простиравшееся над
горными Долинами - над всей Матерью-Индией - и рассказывал о разных
чудесах, о... - Комендант запнулся, подыскивая слова. - О людях, которые
постигли всю йогу, истинную йогу - ту, что 132
изложена в «Краткой книге» Мастера. Он говорил, что с помощью
хорошего учителя, если стараться изо всех сил, можно даже попасть на
небеса, я имею в виду, на самом деле - каждый может, неважно, молодой
он или старый, мужчина или женщина, богатый или бедный. Придёт
день, и ты увидишь ангелов, удивительных, божественных созданий,
научишься разговаривать с ними и, возможно, когда-нибудь сам
изменишься и станешь, как они, сотканным из вечного света, и будешь
летать всюду среди тех, кто живёт на земле, помогая им, питая их души,
воспитывая, словно собственных детей, чтобы в один прекрасный день
они тоже смогли стать таким, как ты, полными света и любви. Я был
тогда молод, слишком молод. У меня было здоровье, была сила, мне не
доводилось ещё сталкиваться с болью и смертью, и я просто не слышал
того, что он хотел сказать. И всё-таки семя было посеяно - образ того,
что может быть, того, что заключается в понятии «йога», единства
человеческого и божественного. Это семя дремало во мне с тех пор, а
потом... когда ты пришла... такая похожая на неё... или на нашу дочь - ей
было бы сейчас столько же, сколько тебе... похожая на ангела, они как
раз такие, я знаю... мы открыли книгу Мастера, и ты прочла те строки - о
том, что не длится вечно, хотя мы так думаем... в тот момент семя,
наконец, проросло, и во мне вновь проснулась надежда... надежда на то,
о чём говорил дядя. Он ещё одно сказал - что когда придут ангелы, то
есть, когда мы сами начнём ими становиться, все, кого мы когда-нибудь
любили и до сих пор любим... они вернутся. Все вернутся - так он сказал,
- и тогда мы снова будем вместе, и это и есть настоящая йога, настоящий
смысл, который содержится в каждой её части, будь то позы, дыхание,
концентрация или сидение в тишине! - Он перевёл дыхание. - И вот что я
хочу спросить тебя сегодня: это на самом деле возможно? Может так
быть? Есть что-нибудь за границей смерти или нет? Существуют ли
небеса, и какой путь туда ведёт? Что такое ангелы света, можем ли мы их
встретить, стать такими же, повести за собой других? Будем ли мы все,
умершие и живые, когда-нибудь вместе? Ты что-нибудь об этом знаешь?
Можешь ли ты... - Его голос прервался рыданиями, голова поникла. -
Можешь ты научить меня всему этому?
Я почувствовала, как меня наполняет сила - та самая. Сила Катрин. Я
встала и ласково положила руку ему на голову, питая теплом проросшее
семя, давая ему возможность укорениться, укрепляя вернувшуюся
надежду. Потом сказала, тихо и проникновенно: 133
два приглашения
— То, что сказал вам ДЯДЯ... всё это — правда. Так говорит
Мастер.
Придёт время,
И они пригласят тебя
Занять место среди них.
III. 5 2 А
Он медленно поднял голову и встретил мой взгляд.
- Вы приглашены, - спокойно произнесла я слова, которые
исходили не от меня. - Теперь начинается настоящая работа. 134
глава 26
Плоть из света
Четвёртая неделя августа
Коменданту так не терпелось начать следующий урок, что он чуть ли
не силой втащил меня в кабинет. Он был возбуждён, точно мальчишка, и
совсем не похож на усталого ворчливого чиновника, который предстал
передо мной в первый день.
- Вопросы! - воскликнул он. - Море вопросов! Я думал всё время -
только и делал, что думал! - Потом внезапно замолчал, поглядев на меня
с беспокойством. - Только прежде... одна вещь. Мы ещё кое-чего не
обсудили.
Я кивнула, и он продолжал:
- Видишь ли... Прежде чем двигаться дальше... Сначала я дол жен
сказать, м-м... Ты вылечила мою спину, и нет сомнений, что ты
разбираешься в йоге, в настоящей йоге, в широком смысле - от каналов и
дыхания к разуму и сердцу, и дальше... - Он глубоко вздохнул. - В
общем, я знаю... мы оба знаем, что книга на самом деле твоя, и ты её
никак не могла украсть, что бы там ни говорил пристав... - Он замолчал.
Я удивлённо подняла брови.
- Пристав? Говорил?
Комендант, нахмурившись, нервно теребил в руках перо.
- Ну да... Пристав, он... Ты, наверное, и сама задавала себе вопрос,
почему вдруг он оказался в сторожевой будке на дороге в тот день, когда
ты появилась. За всё время, что ты у нас, ни он. ни караульный ни разу
больше там не дежурили.
Я задумалась. И в самом деле, почему? Мне и в голову не пришло об
этом подумать. Я вопросительно взглянула на коменданта. 135
- Понимаешь, за неделю до того пристав явился ко мне и сказал, что
получил сведения — от кого, я не знаю, — что девушка с твоей
внешностью, иностранка из Тибета, с такой точно собакой, - он махнул
рукой в сторону двора, - попытается перейти границу нашего
королевства, имея при себе краденые вещи, и мы должны выставить пост,
чтобы перехватить её.
Я разинула рот от удивления. Может быть, я кого-то встретила, и он
решил, что я... Нет, не может быть.
- Поэтому, - поспешил продолжить комендант, - ты никак не можешь
осуждать нас... меня... за то, что я проявил осторожность. Но теперь,
конечно же, всё выяснилось. Это ошибка, досадная ошибка, и тебя надо
выпускать... - Я слушала его с ошарашенным видом. Он смущённо отвёл
глаза. - Однако, видишь ли... теперь получается, что выпустить тебя мы
не можем...
Он снова взглянул мне в лицо. Я молчала, не в силах ответить.
- Ты не хочешь знать, почему? - раздражённо воскликнул он.
- Хочу... да, конечно... - выдавила я, приходя в себя.
- Понимаешь, в тот день, когда ты пыталась бежать... - начал он, но
осёкся, встретив мой яростный взгляд, - то есть, когда мне сказали, что
пыталась... Я написал рапорт... я был обязан доложить в судебное
ведомство, что у нас содержится иностранка, и о попытке к бегству.
Теперь ты на подозрении, тем более, что наши власти особенно
интересуются иностранцами - политическая ситуация напряжённая, ты
сама знаешь. Я никак не могу тебя сейчас выпустить, и сообщить об
ошибке тоже не могу - этим сразу воспользуются наши враги при дворе,
которые тоже читают все рапорты. Придётся подождать...
- Подождать? Чего? - спросила я.
- Мой начальник, королевский министр, сам приедет сюда, и я лично
ему всё объясню. Я тебе уже говорил, что он изучал йогу ещё во времена
старого короля - у него даже был какой-то знаменитый учитель. Он всё
поймёт и разрешит нам тебя освободить.
- А когда приедет министр? - спросила я, хотя, как ни странно, мои
мысли больше занимал наш будущий урок, чем желанная свобода.
- Ну., вообще-то... он раз в год обязательно посещает каждый
Участок, - смутился комендант.
Это «раз в год» заставило меня прислушаться к его словам
повнимательней. 136
- Ну... или около того, - продолжал комендант. - Служба в столице
явно не прошла для него даром - чиновники всегда умели напустить
туману. - Видишь ли, королевскому министру очень опасно объявлять
заранее о своих планах, у него много врагов, а на дороге легко устроить
засаду. Кроме того, он очень властный человек и прирождённый
руководитель, верный соратник старого короля. Он очень строго следит
за рапортами о всех стычках на границе и прочих происшествиях и
любит появляться неожиданно, чтобы застать стражу врасплох.
- О каких стычках? - спросила я.
Слегка покраснев, комендант выпрямился и указал на пыльные кучи
бумаг, высившиеся вокруг него.
- Люди из нашего ведомства - не сам начальник, но те, кто его
окружают, во всяком случае, многие - много отдали бы за то, чтобы
скинуть его с должности, желательно вместе с молодым королём. Они ни
за что не позволили бы держать здесь стражу, если бы знали, что из-за
границы никто не нападает. А если нас здесь не будет, то через неделю-
другую опять появятся банды, и все наши труды пойдут прахом. Ну, и
поэтому... понимаешь, я придумываю разные происшествия и пишу
рапорты - для того фактически, чтобы сделать жизнь простых людей
безопаснее, ведь тем, кто грызётся за власть при дворе, на них
наплевать...
В этот момент я поняла что-то важное, и теперь путь моего ученика к
осуществлению его надежд - тех, которые внушил ему дядя - обретал
реальные очертания.
- Ах, вот оно что, - кивнула я, - теперь всё ясно.
Комендант грустно покачал головой.
- Видишь теперь, как всё сложно? Теперь тебе придётся остаться
здесь, в тюрьме ещё на месяцы, может быть, даже на много месяцев.
- Остаться? - рассеянно переспросила я. - Нуда, конечно... Мы ведь
так и решили, когда разговаривали у вас дома. Но только я не это имела в
виду - мне ясно, почему у вас прошла спина.
- Спина? - Он машинально дотронулся до поясницы, как привык
делать многие годы. - Как это, почему? Всё сделала йога: позы, сидение в
тишине, добрые мысли и всё такое прочее. Каналы, внутренние ветры,
простукивание снаружи, чистка изнутри... Разве и так не понятно?
Я решительно покачала головой.
- Я сказала «почему», а не «как» и пока вы сами не поймёте,
почему, вы на самом деле не поймёте, и как. 137
Комендант по-прежнему смотрел на меня непонимающим взглядом.
Так и должно было быть. Такие вещи доходят не сразу нужно получить
объяснения, задать вопросы, получить ответы -на всё требуется время.
Пора начинать.
- Когда-то давно мы уже говорили об этом. Боль испытывают многие,
и с возрастом таких становится всё больше. - Он кивнул. - Чтобы
излечиться, люди пробуют самые разные средства, и некоторые в конце
концов решают заняться йогой. Одним она помогает, другим - нет, но
даже тем, кому помогает, перестаёт помогать, когда они стареют и
умирают, как и все.
- Но как же каналы? - возразил он. - Ты же всё объяснила! Йога
работает, если мы знаем, как действовать на внутренние ветры и точки
закупорки - изнутри и снаружи.
- Нет, - сказала я. - Этого мало. Надо смотреть глубже.
По его глазам я поняла, что глубже смотреть ему не очень-то хочется.
Он был вполне доволен собой и своим пониманием. Двигаться вперёд -
это всегда дополнительные усилия, а их мы все так или иначе пытаемся
избежать, пока жизнь сама нас не заставит. Жизнь - или учитель...
- Подумайте! - воскликнула я. - Напрягитесь, это необходимо. Сейчас
речь уже идёт не о приставе или караульном, а о той прекрасной
женщине, чьё платье я надевала, и о вашей с ней дочери. Пришло время
задавать вопросы и отвечать на них. Будет просто несправедливо по
отношению к вашим близким, если вы удовлетворитесь тем малым, что
уже поняли, и останетесь в этом тупике до тех пор, пока не станет уже
слишком поздно помочь себе или кому-нибудь другому! Подумайте!
Откуда взялись сами каналы? Как попали туда ветры? Почему ветры
выбирают именно этот путь, а не другой? Что заставляет нас свернуть
туда или сюда на бесконечных развилках нашего жизненного пути? Что
на самом деле привело вас в этот посёлок? И что привело меня? Почему
мы встретились? Почему у вас заболела спина - не в узком смысле, из-за
сидения вот за этим столом, а почему вообще, и почему, почему она
прошла? А нельзя ли продвинуться ещё дальше и изменить всё ваше
тело? Неужели оно обречено всегда оставаться таким? Вот какие
вопросы вы на самом деле задавали мне в ту нашу встречу - и теперь мы
должны найти на них ответ. Вам придётся слушать меня и работать,
работать изо всех сил. От этого зависит жизнь многих людей, очень
многих, если правда то, о чём говорил ваш дядя. Понимаете? Поэтому не
бойтесь задавать вопросы. 138
Какая разница, в тюрьме мы или нет - все люди так или иначе
находятся в тюрьме. Нам надо выбираться из неё - из самой большой
тюрьмы, которая есть не что иное, как сама жизнь, ведущая к смерти и
распаду.
Его глаза засветились, потом он нахмурился и покачал головой.
- Твои слова дают мне надежду, но когда я снова остаюсь один и
начинаю думать... Мне каждый раз приходит в голову одна и та же
мысль, которая сразу заглушает все остальные.
Я молча ждала, уже зная, какой последует вопрос. Человек, который
его не задаёт - плохой сосуд для знания, которого искал комендант,
знания о самой жизни.
- Понимаешь, - задумчиво проговорил он, - ты вот всё время говоришь
о причинах и о причинах причин, о том, как на
|
Главная 
