Его преследовали сильные головные боли и болезнь печени. В довершение ко всему Боливар заболел туберкулезом.
Целые дни он проводил, созерцая прекрасный пейзаж Сьерры-Невады из своего
окна в поместье одного знакомого в Санта-Марти. За несколько дней до
смерти он сказал одному из близких друзей: "Мы пахали в море...". А его
последними словами были: "Вперед, вперед! Здесь мы лишние... Прочь отсюда,
ребята! В час дня 17 декабря 1830 года Симон Боливар, Освободитель,
скончался.
БОРИС и ГЛЕБ - русские князья, младшие сыновья киевского князя Владимира
Святославича. Около 987-989 гг. Борис получил от отца Ростов, а Глеб -
Муром. Когда умер их отец, в 1015 г. вспыхнула междоусобная борьба.
Старший брат Бориса и Глеба Святополк убил младших братьев. Вот как
повествуют об этом русские летописи:
"Святополк сел в Киеве по смерти отца своего, и созвал киевлян, и стал
давать им подарки. Они же брали, но сердце их не лежало к нему, потому что
братья их были с Борисом. Когда Борис уже возвратился с войском назад, не
найдя печенегов*, пришла к нему весть: "Отец у тебя умер". И плакался по
отце горько, потому что любим был отцом больше всех, и остановился, дойдя
до Альты. Сказала же ему дружина отцовская: "Вот у тебя дружина отцовская
и войско: пойди сядь в Киеве на отцовском столе". Он же отвечал: "Не
подниму руки на брата своего старшего: если и отец у меня умер, то пусть
этот будет мне вместо отца". Услышав это, воины разошлись от него. Борис
же остался стоять с одними своими отроками. Между тем Святополк задумал
беззаконное дело, воспринял мысль Каинову и послал сказать Борису: "Хочу с
тобою любовь иметь и придам тебе еще к тому владению, которое ты получил
от отца", но сам обманывал его, чтобы как-нибудь его погубить.
Святополк пришел ночью в Вышгород, тайно призвал Пушту и вышгородских
мужей боярских и сказал им: "Преданы ли вы мне всем сердцем?" Отвечали же
Пушта с вышгородцами: "Согласны головы свои сложить за тебя". Тогда он
сказал им: "Не говоря никому, ступайте и убейте брата моего Бориса". Те же
обещали ему немедленно исполнить это... Посланные пришли на Альту ночью, и
когда подступили ближе, то услыхали, что Борис поет заутреню, так как
пришла ему уже весть, что собираются погубить его. И, встав, начал он
петь: "Господи! За что умножились враги мои! Многие восстают на меня"; и
еще: "Ибо стрелы твои вонзились в меня; ибо я готов к бедам, и скорбь моя
предо мною"; и еще говорил он: "Господи! Услышь молитву мою и не входи в
суд с рабом твоим, потому что не оправдается пред тобой никто из живущих,
так как преследует враг душу мою". И, окончив шестопсалмие и увидев, что
пришли посланные убить его, начал петь псалмы: "Обступили меня тельцы
тучные... Скопище злых обступило меня"; "Господи, Боже мой, на тебя
уповаю, спаси меня и от всех гонителей моих избавь меня". Затем начал он
петь канон; а затем, кончив заутреню, помолился и сказал так, смотря на
икону, на образ владыки: "Господи Иисусе Христе! Как ты в этом образе
явился на землю нашего спасения, собственною волею дав пригвоздить руки
свои на кресте, и принял страдание за наши грехи, так и меня сподобь
принять страдание. Я же не от врагов принимаю это страдание, но от своего
же брата, и не вмени ему. Господи, это в грех". И, помолившись Богу,
возлег на постель свою. И вот напали на него, как звери дикие, из-за
шатра, и просунули в него копья, и пронзили Бориса, а вместе с ним
пронзили и слугу его, который, защищая, прикрыл его своим телом... Убив
Бориса, окаянные завернули его в шатер, положили на телегу и повезли, а он
еще дышал. Святополк же окаянный, узнав, что Борис еще дышит, послал двух
варягов прикончить его. Когда те пришли и увидели, что он еще жив, то один
из них извлек меч и пронзил его в сердце...
Святополк же окаянный стал думать: "Вот убил я Бориса; как бы убить
Глеба?" И, замыслив Каиново дело, послал, обманывая, посла к Глебу со
следующими словами: "Приезжай сюда поскорее, отец тебя зовет: сильно он болен". Глеб тотчас же сел на коня и отправился с малою дружиною, потому
что был послушлив отцу. И когда пришел он на Волгу, то в поле запнулся
конь его о яму и повредил себе немного ногу. И пришел в Смоленск, и отошел
от Смоленска недалеко, и стал на Смярдыне в насаде. В это же время пришла
от Предславы весть к Ярославу** об отцовской смерти, и послал Ярослав
сказать Глебу: "Не ходи: отец у тебя умер, а брат твой убит Святополком".
Услыхав это, Глеб громко возопил со слезами, плачась по отце, но еще
больше по брате, и стал молиться со слезами, говоря так: "Увы мне,
Господи! Лучше было бы мне умереть с братом, нежели жить ка свете этом.
Если бы видел я, брат мой, лицо твое ангельское, то умер бы с тобою: ныне
же зачем остался я один? Где речи твои, что говорил ты мне, брат мой
любимый? Ныне уже не услышу тихого твоего наставления. Если доходят
молитвы твои к Богу, то помолись обо мне, чтобы и я принял ту же
мученическую кончину. Лучше бы было мне умереть с тобою, чем в свете этом
обманчивом жить". И когда он так молился, со слезами, внезапно пришли
посланные Святополком погубить Глеба. И тут вдруг захватили посланные
корабль Глебов и обнажили оружие. Отроки же Глебовы пали духом. Окаянный
же Горясер, один из посланных, велел тотчас же зарезать Глеба. Повар же
Глеба.именем Торчин, вынув нож, зарезал Глеба, как безвинного ягненка.
Спустя несколько десятилетий, в 1071 году русской православной церковью
Борис и Глеб были причислены к лику святых.
* Владимир послал Бориса в военный поход.
** Ярослав - еще один сын Владимира Святославича.
БОРОДИН Александр Порфирьевич "1833-1887) - русский композитор, член
"Могучей кучки" и ученый-химик. "Последним сочинением его были: некоторые
части из оперы "Князь Игорь"... Второй струнный квартет, начатый уже
довольно давно, и, наконец, начатая Третья симфония для большого оркестра.
Ни опера, ни симфония не были кончены, но он ими занимался даже всю первую
половину февраля месяца. И вдруг всему наступил конец. Разразился
неожиданный громовой удар. 15 февраля, в последний день масленицы, на
веселом вечере у себя дома, среди гостей, у него собравшихся, среди
начатого разговора, Бородин упал и мгновенно скончался от разрыва сердца,
не испустив ни стона, ни крика, словно страшное -вражеское ядро ударило в
него и смело его из среды живых.
БУДДА (буквально - просветленный; эпитет Сиддхарты Гаута-мы) (623-544 до
н.э. или на 60 лет позднее) - основатель буддизма. Под конец жизни большую
часть времени Будда проводил в любимых рощах. Хотя он сильно ослабел, но
почти до самой смерти вместе с простыми монахами ходил за подаянием.
"Тело мое, - говорил он Ананде, - как обветшалая телега, лишь при
усиленной заботе о нем едва держится на ходу". К общей слабости стали
прибавляться мучительные спазмы и боли.
Мы не знаем, какая болезнь унесла из мира основателя буддизма, известно
лишь, что много месяцев он жестоко страдал. Временами, путем концентрации
волевой энергии, Гаутаме удавалось умерить боль.
Он все чаще и чаще погружался в созерцательный транс, облегчая этим
телесные страдания. Бывали минуты, когда его посещало нечто вроде
малодушия, и он советовал Ананде молиться о продлении его жизни. Но
основным его настроением была покорность неумолимому року, который
разрушает все, что создано.
Незадолго до смерти Гаутамой, очевидно, овладело какое-то беспокойство. Он
стал часто переходить с места на место, нигде подолгу не задерживаясь.
Однажды он был принят под кровом кузнеца по имени Чунда. Хозяину нечем
было угостить старца, кроме вяленой свинины. Эта трапеза оказалась
последней для Гаутамы. После грубой пищи его стали терзать сильнейшие
боли, мучила жажда, ноги отказывались идти. Он понял, что близится переход в Нирвану.
Сознавая торжественность минуты. Будда облачился в чистые одежды, попросил
постелить на земле плащ и лег. У изголовья его сидели опечаленный кузнец и
плачущий Ананда. Умирающий утешал их. "Не говорил ли я, Ананда, что в
природе вещей, дорогих нам и близких, заключено то, что мы должны некогда
с ними расстаться?" Он то впадал в забытье, то повторял: "Все сотворенное
погибнет".
Наивного Ананду возмущало то, что Совершенный избрал для перехода в
Нирвану заброшенную лесную деревушку. Но Будда не придавал этому значения.
Его тревожила судьба ордена - его детища. Он спрашивал собравшихся вокруг
учеников, нет ли у них недоуменных вопросов, но никто из них не захотел
тревожить умирающего. В целом, несмотря ни на что, учитель мог быть
доволен их преданностью, единением и верой в него, как в Будду. Он
призывал монахов следовать его уставам. "Истинны учения и правила,
возвещенные и данные мною, - вот кто после моего ухода да будет вашим
учителем!" - говорил он.
Конец неотвратимо приближался. Таинственные тени витали над изголовьем
старца. Он говорил, что это боги прилетели служить ему, и просил учеников
не мешать им.
Внезапно он проговорил: "МОНАХИ, ВСЕ СУЩЕСТВУЮЩЕЕ - ПРЕХОДЯЩЕ; ПЕКИТЕСЬ О
СВОЕМ СПАСЕНИИ!.."
Это были последние слова, слетевшие с его уст. Татхагата погрузился в
состояние экстаза, все более и более теряя связь с мятежным миром. Наконец
грань была перейдена. Перед учениками осталось бездыханное тело. Ананда
рыдал, монахи, поддерживая в себе бодрость, неустанно повторяли слова о
бренности мира.
На последних часах жизни Гаутамы лежит печать непреодолимой трагичности.
Он умирает не как Сократ, верящий в бессмертие, не как мученик,
скрепляющий кровью свое учение и торжествующий над злом, а как человек,
признавший мировое зло и подчинившийся ему. Все преходяще, все течет!
Ищите в этом утешения! Вот итог...
БУЛГАКОВ Михаил Афанасьевич (1891 -1940) - русский писатель. Его болезнь
открылась осенью 1939 г. во время поездки в Ленинград. Диагноз был таков:
остроразвивающаяся высокая гипертония, склероз почек. Вернувшись в Москву,
Булгаков слег уже до конца своих дней.
"Я пришел к нему в первый же день после их приезда*. Он был неожиданно
спокоен, - вспоминает близкий друг писателя, драматург Сергей Ермолинский.
- Последовательно рассказал мне все, что с ним будет происходить в течение
полугода - как будет развиваться болезнь. Он называл недели, месяцы и даже
числа, определяя все этапы болезни. Я не верил ему, но дальше все шло как
по расписанию, им самим начертанному...
Когда он меня звал, я заходил к нему.
Однажды, подняв на меня глаза, он заговорил, понизив голос и какими-то
несвойственными ему словами, словно стесняясь:
- Чего-то я хотел тебе сказать... Понимаешь... Как всякому смертному, мне
кажется, что смерти нет. Ее просто невозможно вообразить. А она есть.
Он задумался и потом сказал еще, что духовное общение с близким человеком
после его смерти отнюдь не проходит, напротив, оно может обостриться и это
очень важно, чтобы так случилось...
Жизнь обтекает его волнами, но уже не касается его. Одна и та же мысль,
днем и ночью, сна нет. Слова встают зримо, можно, вскочив, -записать их,
но встать нельзя, и все, расплывшись, забывается, исчезает. Так пролетают
над миром прекрасные сатанинские ведьмы, как пролетают они в его романе. И
реальная жизнь превращается в видение, оторвавшись от повседневности,
опровергая ее вымыслом, чтобы сокрушить пошлую суету и зло.
Почти до самого последнего дня он беспокоился о своем романе, требовал, чтобы ему прочли то ту, то другую страницу...
Это были дни молчаливого и ничем не снимаемого страдания. Слова медленно
умирали в нем...
Обычные дозы снотворного перестали действовать...
Весь организм его был отравлен, каждый мускул при малейшем движении болел
нестерпимо. Он кричал, не в силах сдержать крик. Этот крик до сих пор у
меня в ушах. Мы осторожно переворачивали его. Как ни было ему больно от
наших прикосновений, он крепился и, даже тихонько застонав, говорил мне
едва слышно, одними губами:
- Ты хорошо это делаешь... Хорошо...
Он ослеп.
Он лежал голый, лишь с набедренной повязкой. Тело его было сухо. Он очень
похудел... С утра приходил Женя, старший сын Лены**. Булгаков трогал его
лицо и улыбался. Он делал это не только потому, что любил этого
темноволосого, очень красивого юношу, по-взрослому
холодновато-сдержанного, - он делал это не только для него, но и для Лены.
Быть может, это было последним проявлением его любви к ней - и
благодарности.
10 марта в 4 часа дня он умер. Мне почему-то всегда кажется, что это было
на рассвете.
На следующее утро, - а может быть, в тот же день, время сместилось в моей
памяти, но, кажется, на следующее утро - зазвонил телефон. Подошел я.
Говорили из Секретариата Сталина. Голос спросил:
- Правда ли, что умер товарищ Булгаков?
- Да, он умер.
Тот, кто говорил со мной, положил трубку.
К воспоминаниям Ермолинского следует добавить несколько записей из
дневника жены Булгакова Елены Сергеевны. Она свидетельствует, что в
последний месяц жизни он был углублен в свои мысли, смотрел на окружающих
отчужденными глазами. И все же, несмотря на физические страдания и
болезненное душевное состояние, он находил в себе мужество, чтобы, умирая,
шутить "с той же силой юмора, остроумия. Продолжал он и работу над романом
"Мастер и Маргарита".
Вот последние записи из дневника Е.С.Булгаковой:
25 января 1940 г.
...Продиктовал страничку (о Степе - Ялта).
28 января.
Работа над романом.
1 февраля.
Ужасно тяжелый день. "Ты можешь достать у Евгения*** револьвер?"
3 февраля.
Сказал: "Всю жизнь презирал, то есть не презирал, а не понимал... Филемона
и Бавкида... и вот теперь понимаю, это только и ценно в жизни".
5 февраля.
Мне: "Будь мужественной".
6 февраля.
Утром, в 11 часов. "В первый раз за все пять месяцев болезни я счастлив...
Лежу... покой, ты со мной... Вот это счастье... Сергей в соседней комнате".
12.40:
"Счастье - это лежать долго... в квартире... любимого человека... слышать
его голос... вот и все... остальное не нужно..."
7 февраля.
8 8 часов (Сергею): "Будь бесстрашным, это главное".
29 февраля.
Утром: "Ты для меня все, ты заменила весь земной шар. Видел во сне, что мы
с тобой были на земном шаре".
Все время необычайно ласков, нежен, все время любовные слова - любовь моя... люблю тебя - ты никогда не поймешь это.
1 марта.
Утром - встреча, обнял крепко, говорил так нежно, счастливо, как прежде до
болезни, когда расставались хоть ненадолго.
Потом (после припадка): умереть, умереть... (пауза)... но смерть все-таки
страшна... впрочем, я надеюсь, что (пауза)... сегодня последний, нет
предпоследний день...
Без даты.
Сильно, протяжно, приподнято: "Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя!"
- Как заклинание.
Буду любить тебя всю мою жизнь... - Моя!
8 марта.
"О, мое золото!" (В минуту страшных болей - с силой).
Потом раздельно и с трудом разжимая рот: го-луб-ка... ми-ла-я.
Записала, когда заснул, что запомнила.
"Пойди ко мне, я поцелую тебя и перекрещу на всякий случай... Ты была моей
женой, самой лучшей, незаменимой, очаровательной... Когда я слышал стук
твоих каблучков... Ты была самой лучшей женщиной в мире... Божество мое,
мое счастье, моя радость. Я люблю тебя! И если мне суждено будет еще жить,
я буду любить тебя всю мою жизнь. Королевушка моя, моя царица, звезда моя,
сиявшая мне всегда в моей земной жизни! Ты любила мои вещи, я писал их для
тебя... Я люблю тебя, я обожаю тебя! Любовь моя, моя жена, жизнь моя!"
До этого:
"Любила ли ты меня? И потом, скажи мне, моя подруга, моя верная подруга..."
10 марта.
16.39. Миша умер.
И еще один штрих. Валентин Катаев, которого Булгаков недолюбливал и даже
однажды публично назвал "жопой", рассказывает, как навестил Булгакова
незадолго до смерти.
"Он (Булгаков. - А.Л.) сказал по своему обыкновению:
- Я стар и тяжело болен.
На этот раз он не шутил. Он был действительно смертельно болен и как врач
хорошо это знал.
У него было измученное землистое лицо. У меня сжалось сердце.
- К сожалению, я ничего не могу вам предложить, кроме этого, - сказал он и
достал из-за окна бутылку холодной воды. Мы чокнулись и отпили по глотку.
Он с достоинством нес свою бедность.
- Я скоро умру, - сказал он бесстрастно.
Я стал говорить то, что всегда говорят в таких случаях, -убеждать, что он
мнителен, что он ошибается.
- Я даже могу вам сказать, как это будет, - прервал он меня, не дослушав.
- Я буду лежать в гробу, и когда меня начнут выносить, произойдет вот что:
так как лестница узкая, то мой гроб начнут поворачивать и правым углом он
ударится в дверь Ромашова, который живет этажом ниже.
Все произошло именно так, как он предсказал. Угол его гроба ударился в
дверь драматурга Бориса Ромашова...
* Булгаков ездил в Ленинград с женой Еленой Сергеевной.
** Сын Елены Сергеевны от первого брака.
*** Имеется в виду Евгений Шиловский - предыдущий муж Е.С.Булгаковой,
который был военным и, соответственно, имел оружие.
БУНИН Иван Алексеевич (1870-1953) - русский писатель, Нобелевский лауреат,
умер в Париже, в эмиграции. Бунин любил жизнь со всеми ее плотскими (в
высоком смысле) прелестями. Писатель Борис Зайцев вспоминает о том, как в
30-е годы в Грассе, отдыхая у моря, Бунин "засучивает совсем рукава рубашки.
* Вот она, рука. Видишь? Кожа чистая, никаких жил. А сгниет, братец ты
мой, сгниет... Ничего не поделаешь.
И на руку свою смотрит с сожалением. Тоска во взоре. Жалко ему, но
покорности нет, не в его характере. Хватает камешек, запускает в море -
ловко скользит галька эта по поверхности, но пущена протестующе. Ответ
кому-то. "Не могу принять, что прахом стану, не могу! Не вмещаю". Он и
действительно не принимал изнутри: головой знал, что с рукой этой будет,
душой же не принимал.
2 мая 1953 г. Бунин сделал последнюю запись в своем дневнике:
"Это все-таки поразительно до столбняка! Через некоторое очень малое время
меня не будет - и дела и судьбы всего, всего будут мне неизвестны!.. И я
только тупо, умом стараюсь изумиться, устрашиться!.
Прошло полгода - и Бунина не стало. Он умер тихо, спокойно, как и жил в
последние несколько лет. Случилось это в ночь с 7 на 8 ноября 1953 г.,
через два часа после полуночи. На его постели лежал потрепанный том романа
Толстого "Воскресение".
БХУТТО Зульфикар АЛИ - пакистанский политический деятель, основатель
Народной партии Пакистана. Бхутто занимал пост премьер-министра, когда в
июле 1977 года в Пакистане произошел военный переворот, возглавляемый
генералом Зия-уль-Хаком. Спета расправиться со своими политическими
противниками, новый режим в сентябре 1977 г. арестовал Бхутто и обвинил
того в политическом убийстве, якобы совершенном в 1974 г. В интервью,
данном средствам массовой информации, Зия-уль-Хак объявил Бхутто
"убийцей", которому "не удастся избежать сурового наказания".
Суд над бывшим премьер-министром начался в октябре 1977 г. Спустя три
месяца Бхутто заявил протест против характера процесса, так как судья был
явно пристрастен и вел себя оскорбительно по отношению к обвиняемому.
Наиболее серьезным свидетелем против Бхутто был бывший генеральный
директор Федеральных сил безопасности. Он заявил, что Бхутто лично отдал
приказ уничтожить жертву убийства. В 1978 г. организация "Международная
амнистия" отметила, что этому свидетелю "самому были предъявлены те же
обвинения; однако он был помилован уже на ранней стадии процесса; поэтому
к его показаниям, показаниям информатора, следует относиться с большой
осторожностью.
Во время судебного процесса правительство организовало мощное
пропагандистское давление на общественное мнение; ему было важно
дискредитировать премьера в глазах страны. Публиковались пухлые "белые
книги" жертв Бхутто и его правительства, шли теле-и радиопередачи. В
феврале 1979 г. Верховный суд Пакистана четырьмя голосами против трех
поддержал смертный приговор, вынесенный Бхутто. В марте было отклонено
прошение осужденного о пересмотре дела.
Несмотря на личные просьбы о смягчении приговора, направленные президенту
Пакистана Зия-уль-Хаку папой римским Иоанном Павлом II, Генеральным
секретарем ООН, президентом США Джимми Картером, лидерами ряда европейских
и арабских стран, Зульфикар Али Бхутто на рассвете 4 апреля был тайно
повешен. О его казни объявили только через 9 часов после того, как тело
было похоронено.
В
ВАН ГОГ Винсент (1853-1890) - голландский художник. Известно, что Ван Гог
страдал приступами безумия, один из которых привел даже к тому, что он
отрезал себе часть уха. За год с небольшим до смерти Ван Гог добровольно
решил поселиться в приюте для душевнобольных в Сен-Поль-де-Мозоле
(Франция). Здесь ему выделили отдельную комнату, которая одновременно
служила мастерской; он имел возможность в сопровождении служителя бродить по окрестностям, чтобы писать пейзажи. Здесь у него первый и последний раз
в жизни купили картину - некая Анна Бош заплатила 400 франков за картину
"Красная виноградная лоза".
29 июля 1890 г. после обеда Ван Гог в одиночку, без служителя ушел из
приюта. Он немного побродил по полю, затем зашел на крестьянский двор.
Хозяев не было дома. Ван Гог достал пистолет и выстрелил себе в сердце.
Выстрел не был столь точен, как его мазки. Пуля, попавшая в реберную
кость, отклонилась и прошла мимо сердца. Зажимая рану рукой, художник
вернулся в приют и лег в постель. Вызвали врача Мазри из ближайшего
поселка и полицию. То ли рана не причиняла Ван Гогу больших страданий, то
ли он был малочувствителен к физической боли (вспомним историю с
отрезанным ухом), но только, когда прибыла полиция, он спокойно курил
трубку, лежа в постели.
Ночью он умер. Тело Ван Гога положили на бильярдный стол, а по стенам
повесили его картины. Доктор Гаше, лечивший художника, зарисовал эту сцену
карандашом.
ВЕРНАДСКИЙ Владимир Иванович (1863-1945) -
русский ученый, создатель учения о ноосфере. Утром 25 декабря 1944 г.
Вернадский собрался завтракать и, позвав свою жену Прасковью Кирилловну,
спросил, готов ли кофе. Жена ушла на кухню, затем вернулась с салфеткой,
чтобы застелить на краю стола. Вернадский резко поднялся из-за стола,
чтобы не мешать жене, и тотчас же пошатнулся, не смог удержать равновесие
и упал. У него отнялась речь, язык не действовал - произошло кровоизлияние
в мозг. Когда-то то же самое случилось с отцом Вернадского, и ученый всю
жизнь боялся повторить его судьбу. Но именно это и случилось. Вернадскому
было суждено прожить еще 13 дней. Вскоре после излияния крови ученый
потерял сознание. Так, не приходя в сознание, он и умер в 17 часов 6
января 1945 г.
ВЕСПАСИАН ТИТ Флавий (9-79) - римский император. Веспасиан был одним из
самых умных, трезвых и энергичных правителей Рима за всю его историю. В то
же время он любил и умел шутить. Как говорит Светоний, "даже страх перед
грозящей смертью не остановил его шуток: когда в числе других
предзнаменований двери Мавзолея (то есть усыпальницы. - А.Л.) вдруг
раскрылись, а в небе появилась хвостатая звезда, он сказал, что одно
знаменье относится к Юнии Кальвине из рода Августа, а другое к парфянскому
царю, который носит длинные волосы; когда же он почувствовал приближение
смерти, то промолвил: "Увы, кажется, я становлюсь богом".
В девятое свое консульство он, находясь в Кампании, почувствовал легкие
приступы лихорадки. Тотчас он вернулся в Рим, а потом отправился в Кутилии
и в реатинские поместья, где обычно проводил лето. Здесь недомогание
усилилось, а холодной водой он вдобавок застудил себе живот. Тем не менее,
он продолжал, как всегда, заниматься государственными делами и, лежа в
постели, даже принимал послов. Когда же его прослабило чуть не до смерти,
он заявил, что император должен умереть стоя; и, пытаясь подняться и
выпрямиться, он скончался на руках поддерживавших его в девятый день до
июльских календ, имея отроду шестьдесят девять лет, один месяц и семь дней.
ВИТЕЛЛИЙ АВЛ (12-69) - римский император. Вителлий стал императором,
победив Отона, но в том же году его войска потерпели поражение от
Веспасиана. 21 декабря 69 г., когда лазутчик принес весть, что враги
приближаются к Риму, Вителлий "спрятался в качалке и с двумя только
спутниками - это были пекарь и повар - тайно поспешил в отцовский дом на
Авентин, чтобы оттуда бежать в Кампанию. Но тут пронесся слух, пустой и
неверный, будто удалось добиться мира, и он позволил отнести себя обратно
во дворец. Здесь все уже было брошено, люди его разбежались; тогда он надел пояс, набитый золотом, и спрятался в каморку привратника, привязав у
дверей собаку и загородив дверь кроватью и тюфяком.
Передовые солдаты уже ворвались во дворец и, никого не застав, принялись,
как водится, шарить повсюду. Они вытащили его из убежища и стали
допрашивать, кто он, и не знает ли он, где Вителлий, - они не знали его в
лицо. Он солгал и вывернулся, но скоро был узнан; тогда он стал кричать
без умолку, чтобы его пока оставили под стражей, хотя бы в тюрьме - он
что-то скажет, важное для жизни Веспасиана. Наконец, связав ему руки за
спиною, с петлей на шее, в разодранной одежде, полуголого, его поволокли
на форум.
По всей Священной дороге народ осыпал его издевательствами, не жалея ни
слова, ни дела: за волосы ему оттянули голову назад, как всем
преступникам, под подбородок подставили острие меча, чтобы он не мог
опустить лицо, и всем было его видно; одни швыряли в него грязью и
навозом, другие обзывали обжорой и поджигателем, третьи в толпе хулили в
нем даже его телесные недостатки. Действительно, был он огромного росту, с
красным от постоянного пьянства лицом, с толстым брюхом, со слабым бедром,
которым он когда-то ушибся о колесницу, прислуживая на скачках Гаю.
Наконец в Гемониях его истерзали и прикончили мелкими ударами, а оттуда
крюком сволокли в Тибр.
ВОЛОДАРСКИЙ В. (псевдоним, настоящее имя и фамилия Моисей Гольдштейн)
(1891-1918) - комиссар (министр) по делам печати, пропаганды и агитации в
первом большевистском правительстве.
20 июня 1918 г. Володарский на автомобиле направлялся на очередной митинг.
В это время в Прямом переулке за часовней его уже поджидал эсер-боевик
Сергеев.
О покушении на Володарского сохранились показания его шофера Гуго Юргенса.
"...Из Смольного, около семи часов вечера, поехали на фарфоровый завод. Я
перед этим сказал Володарскому, что у меня мало бензина, на то он ответил:
"Доедем и там достанем".
Мы приехали в районный Совет около фарфорового завода. Туда зашел
Володарский и находился там минут восемнадцать. Мимо нас проехал
Луначарский. Одна из женщин, сопровождавших Володарского, остановила
Луначарского и о чем-то с ним говорила. Потом вышел из Совета Володарский,
и женщина сказала ему, что Зиновьев на фарфоровом заводе. Мы поехали
дальше: Володарский и с ним две женщины. Едва доехали до "Кассы" - бензин
кончился. Я сказал об этом Володарскому. Он вышел из машины с женщинами и
хотел идти в районный Совет.
Когда мотор остановился, я заметил шагах в двадцати от мотора человека,
который на нас смотрел. Был он в кепке темного цвета, темно-сером открытом
пиджаке, темных брюках. Сапог не помню.
Бритый, молодой. Среднего роста, худенький. Костюм не совсем новый,
по-моему рабочий. В очках не был. Приблизительно 25-27 лет. Не был похож
на еврея тот черный, а он скорее похож на
русского.
Когда Володарский с женщинами отошел от мотора шагов на тридцать, то
убийца быстрыми шагами пошел за ними и, догнав их, дал, с расстояния
приблизительно трех шагов, три выстрела. Направил их в Володарского и
женщин, которые с тротуара убежали к середине улицы, а убийца побежал за
ними. Женщины побежали к Совету, а Володарский, бросив портфель, засунул
руку в карман, чтобы достать револьвер. Но убийца успел подбежать к нему
совсем близко и выстрелить... в грудь.
Володарский, схватившись рукой за грудь, направился к мотору, а убийца
побежал по переулку по направлению к полям. Когда раздались первые
выстрелы, то я испугался и спрятался за мотор. У меня не было револьвера. Володарский подбежал к мотору. Я поднялся к нему навстречу и поддержал
его. Он стал падать. Подбежали его спутницы. Посмотрели, что он прострелен
в сердце. Потом я слышал где-то за домом
был взрыв бомбы.
Володарский скоро умер. Минуты через три. Ничего не говорил, ни звука не
издавая.
Минут через пять подъехала автомашина. Из нее вышел Зиновьев,
большевистский лидер Петрограда. Склонился над Володарским.
- Бензин кончился, - сказал шофер.
- Возьмите у нас немного бензина. Труп немедленно отвезите в ближайшую
больницу...
Семянниковская больница оказалась запертой. Одна из женщин долго стучала в
дверь и окна. Вышел человек в военной форме, поглядел равнодушно и сказал:
"Мертвый, чего тут смотреть..."
Спутницы Володарского запротестовали, потребовали тщательного медицинского
осмотра. Тогда вышла женщина-врач и, кое-как осмотрев раны, подтвердила:
мертв.
ВОЛОШИН Максимилиан Александрович (1877-1932) - русский поэт и художник.
Последние 10 лет жизни Волошин почти безвыездно жил в своем доме в
Коктебеле. Это место пользовалось популярностью у советских литераторов,
любивших отдохнуть в Крыму, и к Волошину нет-нет да и наведывались друзья-
писатели. Так, в июле 1932 г. к Волошину заехал Николай Чуковский (сын
Корнея Чуковского). За несколько дней до этого у Волошина случился удар
(что-то вроде
инсульта).
"Макс, необычайно толстый, расползшийся, сидел в соломенном кресле, -
вспоминает Н.Чуковский. - Дышал он громко. Он заговорил со мной, но слов
его я не понял - после удара он стал говорить невнятно. Одна только Марья
Степановна* понимала его и в течение всей нашей беседы служила нам как бы
переводчиком.
При все том он был в полном сознании. Когда я сказал ему, что стихи его
пойдут в "Новом мире", лицо его порозовело от радости. Снова и снова почти
нечленораздельными звуками просил он меня повторять привезенную мною
новость.
Через несколько дней Он лежал в саду перед своим домом в раскрытом гробу.
Гроб казался почти квадратным - так широк и толст был Макс. Лицо у него
было спокойное и доброе - седая борода прикрывала грудь. Мы узнали, что он
завещал похоронить себя на высоком холме над морем, откуда открывался вид
на всю коктебельскую долину. Гроб поставили на телегу, и маленькая
процессия потянулась через накаленную солнцем степь. До подножия холма
было километра три, но мы сделали гораздо больший путь, так как обогнули
холм кругом - с той стороны на холм подъем был легче. И все же лошадь на
холм подняться не могла, и метров двести вверх нам пришлось нести гроб на
руках.
Это оказалось очень трудным делом. Макс в гробу был удивительно тяжел, а
мужчин среди провожающих оказалось только пятеро... Солнце жгло
немилосердно, и, добравшись до вершины, мы были еле живы от усталости.
Отсюда мы увидели голубовато-лиловые горы и мысы, окаймленные белой пеной
прибоя, и всю просторную, налитую воздухом впадину коктебельской долины и
далекий дом Волошиных с деревянной башенкой, и даже дельфинов, движущихся
цепочкой через бухту. Знойный воздух звенел от треска цикад в сухой траве.
Могильщики уже вырыли яму, гроб закрыли крышкой и опустили в светло-рыжую
сухую глину. Чтец Артоболевский, высокий, худой, в черном городском
пиджачном костюме, прочел над могилой стихотворенье Баратынского "На
смерть Гете":
Предстала, и старец великий смежил Орлиные очи в покое;
Почил безмятежно, зоне совершил
В пределе земном все земное!
Над дивной могилой не плачь, не жалей,
Что гения череп - наследье червей...
И мы поплелись вниз с холма. * Жена Волошина.
ВОЛЬТЕР (псевдоним, настоящее имя Мари Франсуа Аруэ) (1694-1778) -
французский философ, писатель, историк. После многих Лет скитаний по
Европе в феврале 1778 года Вольтер с триумфом возвратился в Париж. Он
приобрел себе особняк на улице Ришелье, активно работал над новой
трагедией "Агафокл", над проектом академического словаря французского
языка. Но в это время он периодически уже чувствовал сильные боли и
вынужден был принимать большие дозы опия.
"В мае последовало неожиданное обострение болезни. Троншен констатировал
рак предстательной железы. 25 мая была признана неизбежность близкого
смертельного исхода. Больной испытывал ужасные мучения. 30 числа его
племянник аббат Миньо пригласил к умирающему аббата Готье и приходского
кюре церкви св. Суль-пиция Терсака. Они вошли в спальню. Вольтер не узнал
или сделал вид, что не узнает их, но сказал: "Дайте мне умереть спокойно".
В одиннадцать часов вечера он обратился к стоявшему у его кровати слуге со
словами: "Прощай, дорогой Морен, я умираю". Вслед за этим наступил
мгновенный конец.
ВЫСОЦКИЙ Владимир Семенович (1938-1980) - актер, поэт и певец. 14 сентября
1979 г. Высоцкий выступал на Пятигорской студии телевидения. "Какой вопрос
вы бы хотели задать самому себе?" - спросил его ведущий. Высоцкий ответил:
"Я вам скажу... Может быть, я ошибусь... Сколько мне еще осталось лет,
месяцев, недель, дней и часов творчества? Вот такой я хотел бы задать себе
вопрос. Вернее, знать на него ответ".
К сожалению, ответ на этот вопрос был бы неутешителен. В момент интервью
Высоцкому оставалось жить чуть более 9 месяцев.
В последние годы жизни Высоцкий часто "уходил в пике" - то есть
злоупотреблял алкоголем, а потом и наркотиками. Как считают друзья
Высоцкого, эти срывы были для него какой-то формой разрядки. К сожалению,
они же стали причиной его ранней гибели. Врач Анатолий Федотов, который не
раз спасал Высоцкого от верной смерти, вспоминает: "18 июля 1980 года я с
сыном был на "Гамлете" - меня нашел Валера Янклович*:
- Володе очень плохо.
Я - за кулисы. Вызвали скорую. Сделали укол - он еле доиграл. А на
следующий день ушел в такое "пике"! Таким я его никогда не видел. Что-то
хотел заглушить? От чего-то уйти? Или ему надоело быть в лекарственной
зависимости? Хотели положить его в больницу, уговаривали. Бесполезно!
Теперь-то понятно, что надо было силой увезти.
23 июля при мне приезжала бригада реаниматоров из Склифо-совского**. Они
хотели провести его на искусственном аппаратном дыхании, чтобы перебить
дипсоманию. Был план, чтобы этот аппарат привести к нему на дачу.
Наверное, около часа ребята были в квартире - решили забрать через день,
когда освобождался отдельный бокс. Я остался с Володей один - он уже спал.
Потом меня сменил Валера Янклович.
24 июля я работал... Часов в восемь вечера заскочил на Малую Грузинскую
(домой к Высоцкому. - А.Л.). Ему было очень плохо, он метался по комнатам.
Стонал, хватался за сердце. Вот тогда при мне он сказал Нине Максимовне:
- Мама, я сегодня умру...
Я уехал по неотложным делам на некоторое время. Где-то после двенадцати
звонит Валера:
- Толя, приезжай, побудь с Володей. Мне надо побриться, отдохнуть.
Я приехал. Он метался по квартире. Стонал. Эта ночь была для него очень тяжелой.
|
Главная 
